Жуть провинциальная (рассказ)

Пишу и сам содрогаюсь от пережитого. Это мало походило на сексуальное приключение, коих у меня к 40 годам накопилось достаточно, но события, которые произошли, все–таки были обильно приправлены остреньким. В общем, все по порядку.  Есть у меня приятель, моего возраста, не криминальный авторитет, а так, приблатненный. Мы с ним частенько заправлялись пивком с продолжением. Болтлив он был неимоверно и хвастлив в таком же объеме. После первого литра его тянуло на развитие теории «вротебанности». Примерно на втором пассаже я его грубо осаживал, и мы переключались на нейтральную тему – женщин. Как-то, обсудив последние достижения на этом поприще, дружбан, посветлев немного лицом и даже как-то протрезвев, вспомнил о предстоящем грандиозном событии: рыбалке. А событие это было отнюдь не простое. Мало того, что в компании мелькали криминальные тузы и городские шишки, так еще и место было уникальное – речной остров с остатками глубокого карьера, в который предприимчивые людишки затащили списанный параходик и переоборудовали его в гостиницу с сауной и всякими блядскими атрибутами. Я прекрасно помнил это место из своего детства: высокие скалы, страх высоты и первый прыжок с замиранием сердца. Дружбан горячо рекламировал событие и предлагал присоединиться. Многих в этой компании я знал лично, с некоторыми тесно сотрудничал по бизнесу, некоторых на дух не переносил, но в чем я был точно уверен, так это в том, что я не буду там белой вороной. Ну, бордельеро можно и не танцевать – никто меня не заставит, да и не полюбляю я это дело, а вот потусоваться на природе, схряцать шашлычок – это, пожалуй, будет неплохо, и я принял приглашение.

Вся компания собралась в прибрежном кафе и уже там начала заправляться горячительным. В 50ти метрах от террасы был небольшой пляж, к которому подогнали лапоть. В воздухе, несмотря на бодрячок поздней осени, витала легкая эйфория. Приложившись 100 граммами невесомой водочки, народ разомлел, раскраснелся и громкость добродушного ржания резко подскочила. Кто-то вспоминал последние городские новости, в которых засветились местные бонзы, кто-то горячо шептал соседу неясные детали последних сделок. Мой друг, Игорёк, обхаживал официанточку, короче, все были при деле, ждали только организатора и его команды погрузиться на плавсредство.

Организатором оказалась молодая дама, затянутая в облегающий кожаный плащ. Вот она-то и скомандовала погрузку. На лапте народ продолжил возлияния: как жесткая кирза на морозе хрустели огурцы, вторил им легкий хруст сминаемых пластиковых стаканчиков. Шшикнула кем-то открываемая кола и баклажка пива. Ляпота. Лапоть, неспешно преодолевая течение реки, тащил нас в райские кущи. Я подумал: какая может быть природа поздней осенью? Облезлые палки кустарника? Порыжевшая осока? Вода в реке приобрела цвет давно застоявшейся марганцовки – бурой и такой же беспросветной. На минуту мне стало неуютно, но я отогнал неприятную тень и быстренько заменил ее на предвкушение «дороги». Нет, не той дороги из порошка, тут я был чист, как новорожденный ребенок, а «дороги» от слова дорОжить — это когда ты сидишь в лодке, медленно, на малом газу, ползешь вперед, а на корме болтается спиннинг. Еще соточку и можно смело получать удовольствие от такого способа рыбной ловли.

Я поймал за хвост пробегавшего мимо Игорька и напомнил ему, что мы застолбили старенький «Прогресс» подорожить. Он хмыкнул мне в ответ что-то невразумительное, явно находясь мыслями возле организатора. Большинству в компании было уже далеко за 50, только мы с Игорьком здесь молодцевали, так сказать. Понятно, что объектом его неконкурентного интереса как раз и оказалась эта молодая особа. Мне она, честно говоря, не особо и понравилась. Мало того, что она вся такая протокольная оказалась, так еще и глазки у нее бегали уж слишком беспокойно. Такое ощущение, что она ждала от всех окружающих какого-то серьезного подвоха. Ну и шут с ней. Мне детей с ней не крестить.

Старый карьер, в котором добывали гранит еще немцы в оккупацию, соединялся с руслом реки неширокой протокой и образовывал приличный заливчик, зажатый гранитными скалами – довольно живописно, скажу я вам. Лапоть причалил к дебаркатеру, возле которого на приколе находился наш отель. Толпа, шумной гурьбой, с матерком, выпятив свои животы, ввалилась в холл гостиницы. Лариса, организатор, быстренько раздала каждому приезжему ключи и скомандовала сбор через 10 минут. До вечера все были заняты. Мы с Игорем дорожили, поймав двух приличных, пузатых от икры, щучек на каждого. Изрядно проголодавшись, протрезвев и замерзнув, мы стреножили наш «Прогресс» у дебаркатера. Компания тоже зря времени не теряла. Кто-то уже успел проспаться и загрузился по второму кругу. Мангал не остывал ни на минуту. Разрозненные рыбацкие «артели», позакидывав от скуки несколько раз свои спиннинги, плюнули на это бесперспективное дело и полностью признали правоту оставшихся у стола, что самая лучшая рыбалка – без выезда. Словом, к сумеркам народ основательно набрался, только мы с Игорем еще оставались в этом море пьяных лиц, злыми, трезвыми и голодными. За столом появились новые лица проститутской национальности: «ну, этого следовало ожидать», — отметил я про себя, еще причаливая лодку, мы заметили новый, сияющий катер у причала. Конечно, наши щуки были встречены громкими восторженными призывами: что это за рыбалка, да без ухи! Дорожа в каналах, мы решили с Игорем, что пить будем умеренно – не больше 200 грамм на брата, чтобы завтра, поутру, продорожить неисследованные места. Сказано – сделано. Мы плотно закусили, дождались ухи из наших щук, тяпнули свои законные 200 грамм и тихо растворились в темноте.

Все тело горело. После промозглого ветра и водочки настоятельно клонило в сон. В каюте было тепло – организаторы позаботились – обогреватель исправно работал. От неожиданного стука в дверь я даже вздрогнул. Кто там еще? – подумал я. Игорь бы не стучал. Я распахнул дверь. В полутьме коридора вырисовался неясный силуэт – с освещением в гостинице было слабовато.

— Здравствуйте. Я хотела спросить: может, вам что-то нужно? – пискнул силуэт.

Странный какой-то голос, подумал я тогда, почему такой писклявый?

— Нет, спасибо. Я устал и ложусь спать.

— У нас тут есть душ, если вам нужно. Можно, я войду?

— Ну, заходи, коль пришла.

Девчушка оказалась настолько маленькой, что я, грешным делом подумал, не ребенок ли это? Потом я внимательнее присмотрелся и понял, что у нее нет характерных детских округлостей. Лицо как у узника Бухенвальда – череп обтянутый кожей, хотя и приправленное косметикой.

— Чего ж ты такая худая? – спросил я. – Не кормят, что ли?

— Нет, не кормят. Только сперма.

— Чего-чего?

— Ну, я только сперму глотаю, есть не дают.

— Ты серьезно, что ли?

— Очень даже.

— Так, хорошо, садись и помолчи минуту.

Она послушно выполнила мою команду, расценив это как согласие на то, что будет происходить дальше. Я же стал лихорадочно думать, пытаясь понять, что происходит, забыв о ней совершенно. Если это розыгрыш, то достаточно жесткий. Игорь на такое не пойдет – это точно. Он хоть и балабол, но не отморозок. Наш криминальный набор в компании был из нормальных воров, никто из них свои руки кровью не марал – это я знал 100%. Приятель из местных ментовских начальников поведал. Максимум, в чем они засветились – это «субботники» в крышуемых борделях. Да и репутация моя у них была безупречной: я – не лох и разводы бесполезны. Ничего не понимаю, — думал я, — почему не прислать простую, нормальную проститутку, раз уж это входит в развлечение дня? Э, не, — ответил я сам себе, — народ знает, что я проституток не жалую. Я бы ее просто вытолкал взашей. Пока мои мысли в своем хаотичном, броуновском, движении долбили черепушку, девушка успела полностью раздеться. Лучше бы она этого не делала. Это была моя первая мысль. Вторая, что я отчетливо понял: если я пойду дальше, могут быть, ну, ооочень большие неприятности.

Я повернулся налево в своей тесной каюте, потом направо, словно по сторонам можно было найти ответы на все вопросы, которые у меня возникли. Я не считал себя шибко умным человеком, но и глупым тоже. Сейчас можно было представить с большой долей вероятности, что происходит в других номерах и как наши порочные бонзы в купе с ворами представляет себе качественный отдых.

— Так, ладно, ложись, согревай постель, — скомандовал я девчонке, — а я пойду, возьму выпить и закусить.

— Мне нельзя есть, иначе меня накажут, — ответила она.

— Да, так строго? Ладно, в чужой монастырь со своим уставом я соваться не буду.

В полутемном коридоре, в просвете, маячила тень охранника. Мда, странно, — подумал я, — пока народ был за столом, их не было видно.

— Могу я чем-нибудь помочь? – откликнулась тень.

— Я хотел взять выпить, да закусить немного.

— По коридору в холл, там направо. Сауна – налево.

— Спасибо.

Уже в холе я услышал гул голосов из сауны. Толкнув дверь, я остановился в проеме, не очень ожидая увидеть то, что там происходило. Картина стоила кисти Репина, не меньше. В большом кресле, напротив входа, развалился вор по кличке «Балтика». Свое погоняло он получил отнюдь не в наследство от известной марки пива, а от названия какой-то бурсы, которую он закончил в своей туманной юности. Его расписанная грудь и огромный живот нависали над головой женщины, склонившейся над его пахом. Нетрудно было догадаться, что она там делала. Беспокоило другое: женщина была невероятных размеров, буквально, слоноподобная. Отклячив свой огромный зад, как в замедленной съемке, она медленно качала головой, словно подтверждая что-то в разговоре. Рядом с креслом стояла вторая женщина. Ее, ведерных размеров груди, доставали ей до пояса, если таковой можно было у нее обнаружить. С ней тоже что-то было не то. Скорее всего, она была под сильным кайфом, потому что невозможно быть таким безучастным и вялым в нормальном состоянии.

Два таких же, как Балтика, пузатых чинуш, завернутые в простыни, гоняли шары. От Балтики они отличались только отсутствием татуировок на теле. Рядом с бильярдным столом стояло что-то обнаженное, держа поднос с выпивкой. Я даже не сразу понял, какого полу было «это». Длинные волосы, небольшая грудь и член в полностью выбритом паху. Похоже, этой особи было холодно, потому что оно дрожало крупной дрожью. В кресле, справа от бильярдного стола, сидела Лариса, упакованная в строгий костюм: длинная черная юбка и такого же цвета пиджак. В соседнем кресле, почти полностью в нем утонув, скукожилась голая девчонка, безуспешно пытаясь прикрыть свою наготу руками. Вот эта девчонка точно была малолетка, лет 13 не больше. Она испугано вертела головой, и ее тоже била дрожь.

Очередная партия распаренных мужиков вывалила из сауны. В предбаннике сразу пахнуло жаром.

— Чего застрял в дверях, — обратился ко мне второй вор, которого обслуживала молодая проститутка, — холоду не напускай!

Проститутка лежала на массажном столе, свесив голову, а вор вгонял ей свой член глубоко в глотку. Малолетка втянула голову в плечи, испуганно поглядывая то на толстых мужиков, то на Ларису. Лариса встала и подошла ко мне.

— Я могу чем-нибудь помочь, Олег?

— Нет, спасибо, я искал выпивку.

— А, ну, это направо от центрального входа.

— Да, спасибо. Игорь где, не знаешь?

— Нет, я не могу за всеми уследить.

Прежде чем я развернулся и закрыл дверь за собой, краем глаза заметил, что из сауны вышли пацаны — лет по 12-13. Мне нельзя задерживаться и вести себя неадекватно – это я понимал прекрасно. Все вместе складывалось в какой-то нереальный театр абсурда. Зачем здесь охранники и куча всякой экзотики? У них что, крыша у всех поехала? Уже мало простых проституток? Пересекая холл, я заметил, что в зале ресторана, за столом, было еще несколько человек. Мне стало любопытно, и я заглянул туда.

Картина разгула мало чем отличалась от предбанника в сауне. С той лишь разницей, что вместо тонких отвисших колбасок, в кои превращались члены после сауны, у мужиков за столом наблюдалась стойкая эрекция. Все эти россказни, что в сауне можно заниматься сексом – полная туфта. Достаточно хорошо пропариться, как всякая эрекция напрочь исчезает. Так что за малолетку в сауне можно пока не беспокоиться, а вот малолеток за столом, точнее, на столе, ожидала явно не очень приятная участь. Две из них стояли на карачках, между блюд, лицом друг к другу, вдвоем удерживая в зубах палку колбасы. Из задних их проходов торчали большие маринованные огурцы. На спинах – бутылки водки и рюмки. Мужики, без штанов, с торчащими членами стояли к ним лицом и теребили соски подростковых грудей. Девчонки мычали от боли. Под столом на коленях стояли другие малолетки, облизывая промежности и яйца этих мужиков. Все настолько были поглощены процессом, что совершенно не отреагировали на мое появление. Стараясь не смотреть, что там происходит, я взял полупустую бутылку колы, вылил ее содержимое в другую бутылку и наполнил ее ухой. Похоже, в моей голове зрел план.

Незамеченным я добрался к стулу, на котором болтались штаны одного из участников оргии. Пошарив в карманах, я нашел мобильник. Логика проста. Если я позвоню своему знакомому менту со своего телефона, то потом меня вычислят и раздавят как котенка. Ну, как оказалось потом, меня таки вычислили, но это произошло много позже всех событий и стало уже полностью не актуальным, хотя я и поплатился за все. Одного я не учел в тот момент, что в каждом помещении были камеры и все записывалось. Прихватив бутылку шампанского со стола и пару фужеров, я вернулся в свою каюту. Заморыш лежал под одеялом, преданно ожидая моего возвращения. Я открыл бутылку с ухой, протянул ей и сказал:

— Надеюсь, пить тебе разрешают? Я думаю, да. Так что пей и не задавай лишних вопросов!

Она взяла бутылку, цвет жидкости в которой невозможно было определить при таком освещении и молча начала пить. По округлившимся глазам я понял, что она принимает игру и успокаивается. Без содрогания на этот процесс невозможно было смотреть. Мне стоило большого труда не отвернуться, глядя, как судорожно и жадно она глотает живительный бульон.

— Все, хватит! – жестко прервал я ее, — лопнешь еще. Ложись, я сейчас, тебя как зовут-то?

— Ира.

Я разделся, влез под одеяло, обнял ее и тихо шепнул на ухо:

— Лежи спокойно и не дергайся.

Она вмиг обмякла в моих руках и прижалась к груди.

— Я вижу, что здесь происходит что-то не то. Ты можешь мне объяснить?

После этих слов Ира снова одеревенела и очень тихо ответила:

— Если я хоть что-нибудь скажу, меня убьют.

— Не бойся, я здесь со своим другом, и мы поможем тебе.

— Во всех каютах стоят камеры и микрофоны. Нас могут услышать.

Черт. Вот тут я реально испугался. Я же стащил мобильник у этого упыря! Ира почувствовала мое напряжение и еще сильнее прижалась.

— Слушай, я обязательно что-нибудь придумаю, — попытался успокоить ее.

— Можно мне еще того напитка, что ты принес?

— Нельзя. Тебе нельзя много сейчас – умрешь от заворота кишок. Через часок еще выпьешь.

— Тогда можно мне твою сперму? Умираю, как хочется есть. После спермы немного легче.

— Идиотизм какой-то. Полный идиотизм. Зачем тебя морят голодом? Какой в этом смысл?

— А ты не догадываешься?

— Даже приблизительно.

— Ты попробуй и тебе все станет ясно.

Пока мы обсуждали этот вопрос, мой член вздыбился как необъезженный конь. Ира сразу почувствовала это и, не дожидаясь моего согласия, стянула с меня трусы. Да, мне сразу же нужно было догадаться, в чем тут дело. А дело в жадности. Одно дело, когда женщина возбуждена и хочет удовлетворения мужчины в сексуальном смысле, совсем другое дело, когда твою сперму хотят настолько сильно, по-животному, что полностью теряют контроль над собой. Я лежал на спине, обдумывая все, что произошло несколько минут назад и не мог не признать, что такой оргазм я никогда в жизни не испытывал и не испытаю его в будущем. Встряхнувшись, я снова прижал Иру к себе, чувствуя ее холодные руки и ноги. Ей явно не хватало энергии, чтоб согреть свои конечности.

— Шампанское тебе можно?

— Да.

— Хорошо, выпей, может быть, согреешься.

Я открыл бутылку, наполнил фужер и протянул ей.

— Сколько тебе лет?

— 22.

— Ты не уснешь, когда выпьешь?

— Нет. Чего-чего, а времени поспать у меня хватает.

Она допила, поставила фужер на стол и снова тесно прижалась ко мне, шепнув:

— Я не знаю, что будет завтра и будет ли это завтра вообще, но сегодня я счастлива.

— Расскажи, что происходит?

Ира молча покачала головой, еще теснее прижимаясь ко мне.

— Ты не понимаешь, что это за люди. Видел, кто в компании? Даже Балтика боится моих хозяев, я видела, как он с ними разговаривал.

— Хорошо. Я задам простые вопросы. Давно ты здесь?

— Полгода.

— Как часто сюда приезжают компании?

— Один, два раза в неделю. В праздники чаще.

— Сколько вас работает?

— Десять-пятнадцать человек. Остальные на базе.

— Что за база?

— Здесь, в паре километров отсюда. Землянка. Мы там живем. Когда все заканчивается нас сразу же туда отправляют, а приезжих проституток увозят на катере в город. В гостинице никто не остается.

Постепенно я смог разговорить ее, и остаток ночи слушал ее горячечный шепот. Такого средневековья в наше время еще нужно было поискать. Я слушал ее историю, а мои волосы натурально шевелились, настолько ее рассказ леденил душу. Как парню, которого хозяева нашли бомжующим на вокзале, искусственно растягивали грудь и кормили гормональными таблетками. Как потом приехал какой-то хирург и вшил ему непонятные имплантаты и как его швы гноились несколько месяцев, а яички превратились в маленькие горошины. И что это уже вторая попытка, первый неудавшийся трансвестит умер в жутких болях от заражения крови. Как каждую неделю прибывали малолетки – девчонки и мальчишки, которых привозили из детского дома. И как этих малолеток морили голодом и избивали, чтобы они были послушными. Как здоровых молодых девчонок кормили как свиней на убой, заталкивая пищу, чтоб превратить их в слоноподобных. Тех, кто не выдерживал, сажали на иглу. Сломавшихся убивали. Как каждый месяц кто-то пропадал из их маленькой коммуны. Поскольку клиенты отказывались от презервативов, малолетки часто беременели, и аборты им делали прямо в землянке. Редко кто после этого выживал. Особенно ценились девочки-подростки с задержками сексуального развития: маленькой грудью и детским пушком на лобке. Для этого им специально проводили гормональную терапию. Не все ее выдерживали, примерно половина погибала от побочных эффектов непрофессиональной терапии: уродующих фурункулов или гнойных ран на ногах и руках. Как Ира пережила уже двух подруг-заморышей и только чудом осталась жива. Наверное, только благодаря тому, что ее телу нужно чуть меньше калорий, чем тем, кто не пережил голодовку. С подростками все было намного хуже, чем с остальными. Девчонки страдали от вагинальных кровотечений, а ребята от постоянных разрывов ануса и прямой кишки. Сами они, в силу своего возраста и развития,  позаботиться о себе не могли, а остальным просто не хватало сил на помощь им.

Я не могу сказать, что мне недоставало опыта в жизни или что меня можно просто запугать. Служба в армии, известный цинизм 90х, когда мы рвали все, что плохо лежало. Да, конечно, моя душа далеко не та, что была у 17ти летнего юноши, топтавшего снег перед окнами любимой девушки. Все эти страшилки с трупами в подъездах, зубодробильные боевики и ненужные слезы женщин никак не задевали моей души. Абсолютно, просто никак. Сейчас мне показалось, что мой внутренний мир взорвался изнутри. Перед глазами мелькали белые тела угловатых подростков, которых рвали на части толстопузые уроды. Заморышная 22х летняя девушка, выглядящая как 10ти летний ребенок, пах у которой просто отсутствует — есть только таз и немного кожи, его обтягивающей, а грудь – ушки спаниеля. Ей приходится через каждые 20 минут бегать в туалет, потому что сморщенный мочевой пузырь не способен вместить даже небольшую порцию мочи.

— Что обычно делают клиент и человек, который его обслуживает? – спросил я Иру шепотом, — мне нельзя привлекать внимания к себе.

— За завтраком или обедом, зависит от того, как долго гуляли накануне, все соберутся и будут продолжать пьянку. Мы должны быть рядом.

— А если я выбрал тебя, могу я тебя взять с собой на рыбалку?

— Думаю, да.

— Одевайся.

На часах уже 6, рассветет не скоро – поздняя осень, да и погода пасмурная. Ира натянула тонкие колготки, короткую юбку и тонкую блузку.

— Это все?

— Да. Одежду у нас отбирают и закрывают в специальной комнате, чтоб мы не сбежали.

— Ладно. Сделаем так. Надевай мои кроссовки, а я надену сапоги. Вот тебе свитер и ремень, подпоясайся, меньше дуть будет. Пошли, раскулачим Игорька, у него есть теплые вещи и еще в лодке брезент — не замерзнем.

Мне стоило больших трудов растолкать Игоря. После нескольких минут настойчивого стука в дверь его каюты, показалась взъерошенная физиономия.

— Солнце! Мы же договаривались! Двести грамм, не больше, — упрекнул я его.

— Ой, Олежка, тут такая классная телка пришла вчера вечером. Огонь! Ураган.

Наконец, взгляд его прояснился, и он увидел Ирину.

— Так, красавец, наши щуки ждать не будут. Ущучил? – Я снова привлек его внимание.

— Ты тиран, изверг и сатрап в одном лице, но я тебя люблю.

— Игорек, кончай треп. Я обещаю тебе 100 грамм для поправки здоровья и незабываемую рыбалку. Помнишь, как мы всех их вчера уделали? Давай, давай, — я настойчиво затолкнул его в каюту и, не давая опомниться, стал собирать вещи.

— Эй, эй, осади. Я сам. Чего ты в моих вещах копаешься?

— Не зуди, некогда объяснять. Видишь, даме холодно.

Минут пятнадцать ушли на сборы Игорька, и в предрассветной мгле мы выдвинулись к причалу. Я завел двигатель, включил фару, уложил Ирину под брезент, после чего направил лодку в ближайший канал. Мне пришлось отъехать приличное расстояние, чтобы звук двигателя не был слышен с причала. Заглушив двигатель, я причалил лодку, достал стопарик и налил Игорю. До рассвета у нас еще оставалось время, как раз для того, чтобы все объяснить Игорю.

Он долго не мог понять, о чем идет речь. Когда я его спросил, поинтересовался ли он возрастом той «телки», которая к нему пришла вчера вечером, Игорь промычал что-то невразумительное, а Ира тихим голосом ответила:

— Это была Алла. Ей 12 лет.

— Ты же не был пьян, Игорек. Ты что, не смог понять, с кем спишь?

— Ну, она такая, взрослая была. Косметика там, белье. Да и не видел я ее толком, — раздраженно выкрикнул он.

— Ладно. Сейчас не это главное. Я звоню своему приятелю менту и поднимаю бучу. Ты в этом участвуешь?

— Чтоб меня же потом посадили за растление малолетних? Ты в своем уме? Я же не пользовался гандоном.

— А ты в своем? До тебя там уже побывало с десяток мужиков! – выкрикнул я и сам же себя остановил, продолжая тоном ниже, — послушай, дело очень серьезное — нужно спасать людей, детей, в конце концов! Они все погибнут, не сегодня, так завтра. Я такое вечером видел, врагу не пожелаешь. Ира, встань, покажи этому идиоту, до чего тебя довели.

Ира молча встала, сняла свитер, расстегнула юбку и рывком сдернула ее вниз вместе с колготами и трусами. Я отвернулся, открыл сумку, нашел мобильник, который вытащил вчера из штанов чинуши, выбрался на берег и набрал номер. Мент, привычный, видимо, к таким звонкам, сразу же снял трубку.

— Юра, извини за такой ранний звонок, но дело серьезное. Это Олег. Узнал? Я звоню с чужого мобильника. Надеюсь, ты в этом никак не замешан, и мы сможем что-то сделать. В общем, так. Я трезв, нахожусь сейчас на острове. Знаешь, где местная знать вечеринки устраивает? Вот, точно. Частная территория. Без санкции прокурора никак. А что поможет оперативно? Труп? Думаю, тут их не меньше 30, может больше. В основном дети до 15. Да, Юра, я предельно серьезен. Рядом со мной Игорь. Он видел, что тут творилось вчера вечером. Что? Да тут одни малолетки и их во все дыры. Минуту. – Я закрыл трубу рукой и спросил Ирину, — Сколько вас здесь сейчас?

— Примерно человек 20, пятнадцать на вечеринке, остальные в землянке, — ответила она.

— Вот, Юра. У них тут есть землянка, где все они живут в нечеловеческих условиях. Человек 20. В гостинице сейчас 15 человек, остальные в землянке. Я иду к землянке и вытащу их оттуда. Да, понял. Увести подальше, за границу территории. Хорошо, это я сделаю.  Ты же понимаешь, что тут вся чинушная верхушка… Да, Балтика тоже здесь. Ну, он больше склонен к толстым девкам, чем к малолеткам. Это я сам видел, своими глазами. Послушай… Да послушай, ты! Если ты передашь инфу наверх, нас уничтожат. Такой блатняк без большой крыши не прожил бы! Здесь пасутся все! Слышишь меня? Абсолютно все. И последнее, Юра. Я доверяю тебе, но твой номер есть в адресной книге этого телефона. Пойми меня правильно. Я хочу жить, поэтому второй мой звонок будет моим знакомым журналистам. Ты же не хочешь, чтоб они примчались сюда раньше, чем ты? Сколько тебе дать? Полчаса? Договорились.

Игорь дрожащей рукой налил себе стопку и залпом опрокинул ее в рот.

— Ну, старик, мы в жопе, — выдавил он после глотка, — рой себе яму и готовь крест.

Я отмахнулся от него, набрал номер своего знакомого редактора и 10 минут объяснял ему положение дел. Заканчивая разговор, я напомнил, что на мой телефон звонить нельзя. Попросил 20 минут подождать и только потом начинать что-то делать. Ну, собственно, дело было сделано и теперь вне зависимости от дальнейших событий и участников, я уже ничего не мог изменить. Рассвело. Я попросил Иру описать место, где находится землянка, после чего мы в течение часа ее искали. Увиденное оставило во мне неизгладимый след, настолько глубокий, что несколько лет после этого я учился уходить от мелькавших картинок того хмурого утра. Не доверяя никому, погрузив остатки несчастных рабов этой коммуны в лодку, я вырулил из каналов.  Рискуя зачерпнуть воду от перегруза, своим ходом мы добрались на противоположный берег. Потом мы долго искали друзей с минивеном, ждали их, грузили искалеченных детей, шифруясь, скрываясь от всех и вся, доставили в детский психоневрологический санаторий, главврач которого был мне обязан. Потом мы вернулись с Ириной и снова заплыли в каналы острова: нам предстояло еще отработать свое алиби.

Финал этой истории оказался еще печальнее. Игорька убили. Вобщем-то, на его месте должен был быть я, но он напросился в тот день сесть за руль. Я не возражал, потому что накануне я похоронил Иру. Она долго и мужественно сражалась со своим состоянием, но повреждения были необратимы и она просто высохла. Эта борьба настолько отняла у меня все силы, что я впал в ступор. Сразу после всех событий, где-то, через месяц, Ира выписалась из больницы, набрав 10 кг. Я снял ей квартиру, планировал подыскать работу, но через месяц состояние у нее изменилось и ей становилось все хуже и хуже. Казалось, можно было справиться с этим. Я приходил вечерами, мы сидели, пили чай, беседовали, но я точно знал, что днем она не вставала с постели. Через год она тихо угасла, а на следующий день застрелили Игорька.

Почти всех фигурантов этой истории расстреляли в течение года, дело так и не дожило до суда, потому что некого было судить. Ларису нашли в реке с простреленной головой, директоров окрестных детдомов днем с огнем теперь не сыскать – бесследно сгинули. Покрывавшие их чинуши сбежали сами. Непосредственных исполнителей казней удавили зеки в следственном изоляторе. Любая ниточка наверх жестко обрубалась: все чиновники, так или иначе замешанные в этой истории, выехали из города. Кого перевели с повышением, кого сослали подальше. Балтику и пировавших с ним воров не тронули, вменить им было нечего. Единственное светлое пятно – это небольшой дом возле детского психоневрологического санатория (туда я отвозил ребятню), его-то пировавшие бизнесмены и выкупили для коммуны. Мы, лично, с Игорем, чистили этим бизнесменам морды, чтоб не скупились на лечение и продукты. Сейчас там живут все из коммуны, кому посчастливилось выжить. Вот такие пироги… с котятами.

Шж, 2009.01